Презрение Лорда [ Проклятие Лорда, Проклятие лорда Фаула] - Стивен Дональдсон

Встречать приближавшийся отряд собралось около семидесяти Раменов. Почти все они были Винхоумами, молодыми и старыми, но были здесь и другие, кто просто нуждался в покое и безопасности. В отличие от Кордов и Мейнфролов, у них не было боевых шнурков.

Но Лифе была там, и она легким шагом вышла вместе с тремя другими Раменами встречать отряд. На первый взгляд эти трое тоже были Мейнфролами; на них были надеты венки из желтых цветов, как у Лифе, и шнурки они тоже носили в волосах, а не на поясе. Отряд остановился, и Тротхолл спешился перед Мейнфролами, он поклонился им в манере Раменов, и они в свою очередь приветствовали его.

— Добро пожаловать еще раз, Лорды издалека, — сказала Лифе, — Привет вам, Рингфейн и Великий Лорд, и Гигант, и Стража Крови. Добро пожаловать к очагу Менхоума.

Увидев ее салют, Винхоумы устремились вперед из-под прикрытия скалы. Слезая с лошадей, всадники встречали приветствия улыбающихся Винхоумов с небольшими венками из сплетенных цветов. Жестами ритуальной величественности они надели эти венки на правые запястья своих гостей.

Кавинант слез с Дьюры и увидел сияющую девочку-Рамена лет пятнадцати-шестнадцати, стоявшую перед ним. У нее были чудесные темные волосы, падавшие на плечи, и мягкие большие карие глаза. Она не улыбалась, казалось, она благоговела, приветствуя самого Рингфейна, повелителя белого золота.

Протянув руки, она осторожно надела ему на запястья венок из цветов.

Их запах вызвал у него головокружение, и его едва не стошнило. Венок был сплетен из аманибхавана. Его запах жег обоняние, словно кислота, вызывая такой голод, что Томас, казалось, готов был вытошнить куски пустоты.

Он не в состоянии был остановить слезы, катившиеся из глаз.

С торжественным выражением на лице девочка-Винхоум подняла руку и прикоснулась к слезинкам на его щеках так, словно это были драгоценности.

Позади него Ранихины Стражей Крови галопом уносились на просторы Равнины. Корды уводили лошадей, чтобы дать им отдохнуть, а тем временем на площадке собиралось все больше Раменов, услышавших новость о прибытии отряда.

Но Кавинант не отрывал глаз от девочки, смотрел на нее так, словно она была чем-то съедобным. Наконец она ответила на его взгляд, сказав:

— Я — Винхоум Гэй. Скоро я буду знать достаточно, чтобы перейти в Корды.

Поколебавшись мгновение, она добавила:

— Я должна буду служить вам, пока вы будете гостить здесь.

Когда он ничего не ответил, она поспешно сказала:

— Если я вам не понравилась, то другие тоже будут счастливы служить.

Кавинант еще некоторое время молчал, призывая на помощь свою бесполезную ярость. По потом он собрался с силами для окончательного отказа:

— Я ни в чем не нуждаюсь. Не трогайте меня.

Эти слова обожгли ему горло.

Почувствовав прикосновение чьей-то руки к своему плечу, он обернулся и увидел, что это Гигант. Преследующий Море смотрел на Кавинанта сверху вниз, но его слова были обращены к Гэй, на лице которой стремилась отразиться боль, вызванная отказом Кавинанта.

— Не грусти, маленький Винхоум, — пробормотал Гигант. — Кавинант Рингфейн проверяет нас, эти слова идут у него из сердца.

Гэй благодарно улыбнулась Гиганту, потом сказала с внезапной дерзостью:

— Не такая уж я маленькая, Гигант. Тебя обманывает твой собственный рост. Я почти достигла Кординга.

Казалось, всего мгновение потребовалось, чтобы Гигант понял ее шутку. Потом его жесткая борода дернулась, и он внезапно залился смехом. Его веселость все росла, она эхом отражалась от скалы над Мэнхоумом, пока сама гора, казалось, не заразилась его ликованием, и этот выразительный звук распространялся повсюду, так что каждый, услышав его, начинал смеяться, не зная причины своего смеха. Преследующий Море хохотал долго, словно выбросил вместе с дыханием осколки из своей души.

Но Кавинант отвернулся, не в состоянии вынести громогласную тяжесть юмора Гиганта.

— Проклятье! — прорычал он. — Ад и кровь! Что вы со мной делаете? — Он не принял никакого решения, и теперь его способность к самоотрицанию, казалось, была на исходе.

Поэтому, когда Гэй предложила проводить его к приготовленному месту на пиру, организованному Винхоумами, он молча последовал за ней. Она вывела его из-под тяжеловесной нависшей скалы к центральному открытому пространству с горевшим в середине костром. Большая часть отряда уже вошла в Менхоум. Кроме центрального, было еще два костра, и Рамены разделили отряд на три группы: Стражи Крови сели вокруг одного костра, Кваан и его четырнадцать воинов — вокруг другого, а в центре Рамены поместили Тротхолла, Морэма, Гиганта, Ллауру, Пьеттена и Кавинанта, а также Мейнфролов. Кавинант сел по-турецки на гладкий каменный пол напротив Тротхолла, Морэма и Гиганта. Четверо Мейнфролов расположились рядом с Лордами, а Лифе села возле Кавинанта. Остальные места в круге заняли Корды, вернувшиеся с равнин вместе со своими учителями, Мейнфролами.

Большинство Винхоумов прислуживало у стола, а также возле очагов внутри пещеры.

Гэй стояла возле Кавинанта, тихо напевая какую-то мелодию, которая напоминала ему другую песню, когда-то слышанную:

Какая-то красота произрастает в душе Создателя,Словно цветок…

Вдыхая дымок кострова и запах пищи, Кавинант подумал, что смог бы, наверное, ощутить чистый травяной аромат Гэй.

Когда он неуклюже уселся на каменный пол, последние лучи заходящего солнца окрасили крышу в оранжевый и золотой цвета, словно эффектное прощание. Потом солнце скрылось. Ночь распростерлась над равнинами; единственным источником света в Менхоуме были костры. Воздух наполнило бормотание голосов, как горный ветерок, полный аромата Ранихинов. Но пища, которой так боялся Кавинант, не была подана сразу. Сначала Корды исполнили танец.

Трое из них танцевали внутри кружка, в котором сидел Кавинант. Они плясали вокруг костра, совершая высокие прыжки и напевая веселую песню под аккомпанемент Винхоумов, отбивавших ладонями сложный ритм. Плавное скольжение их тел, внезапные повороты танца, темный оттенок кожи делали их похожими на бьющийся пульс равнин, который они убыстряли, чтобы сделать видимым для людей.

И время от времени они принимали такие позы, чтобы свет костров бросал на стены и потолок тени в форме лошадей.

Иногда танцоры оказывались в достаточной близости от Кавинанта, чтобы он мог разобрать слова из песни:

Выросшие из травы копыта,И звезды во лбу.Цвет самой земли —Царственный Ранихин,Скачи галопом, беги.Мы служим Хвосту Неба,Гриве Мира.

Эти слова и танец заставили Кавинанта почувствовать, что они выражают какое-то таинственное знание, какую-то способность видеть то, что необходимо увидеть и ему. Это ощущение внушало ему отвращение; он с трудом оторвал взгляд от танцующих и стал смотреть на пылающие угли костра. Когда танец закончился, он продолжал смотреть в сердце огня взглядом, полным неясного смятения.